Кооп-стоп [сборник] - Ксения Васильевна Бахарева

После нескольких операций, с сотрясением мозга, он провел на больничной койке несколько беспокойных недель, обвинив в избиении и нанесении увечий Вениамина Мазовецкого. Сколько ни пытался Латышев защитить обвиняемого на суде, беспристрастная Фемида по отношению к избитому подполковнику советской милиции на время перестала быть слепой, и Мазовецкий получил три года лишения свободы. Из института народного хозяйства его выгнали, как только началось следствие по делу, а Тамара недолго думая вышла замуж за родного братца Иннокентия.

С приговором суда не смирился, пожалуй, только один Латышев, пытаясь доказать правоту Мазовецкого в бесчисленных апелляционных жалобах, тем самым навлекая на себя тень по служебной лестнице. В конце концов Латышева перевели в маленький районный город, а Вениамин в Вологодской пересыльной тюрьме попал под крыло старика Семена, который обучил юношу всем премудростям карточной игры.

– Видел недавно твоего Никиту. Видать, по твоим стопам пошел. Гены пальцем не заткнешь? – Латышев отвлек Вениамина от воспоминаний.

– Я слышал, кто-то покушался на его жизнь. Не знаешь, кто хотел убить пацана?

– Отчего ж не знать? Как раз этим делом и занимаюсь.

Одноклассник его Данила Федоров.

– Долги выбивал с него Никита?

– Верно. А тому нечем было крыть, вот и придумал соорудить кустарное взрывное устройство, но оно не там сработало. Девчонка одна погибла. Молоденькая, красивая. Никита тут за месяц хорошо развернулся – настоящий катран устроил в родительской квартире, пока те в деревне отдыхают, солидных людей вызывал со всего Союза. Мы-то поначалу разрабатывали версию заезжих гастролеров, а тут, как оказалось, все под боком… И далеко ходить не надо.

– Спасибо, Сашок! Пойду я.

– А чего заходил-то?

– А так просто, повидаться захотелось с честным милиционером.

В здании городского суда на открытые слушания по громкому процессу собралось много народу. Среди потерпевших толпились группы сочувствующих зевак, любопытствующих соседей, дальних родственников и сослуживцев почтового узла связи, жарко желающих наказать виновных по всей строгости закона.

Пострадавшая от взрыва Зинаида Андреевна Казакова тихонько устроилась в глубине зала заседаний – она больше месяца пролежала в больнице, где ей отчистили роговицу глаза от серы. Несмотря на то, что зрение к ней вернулось, от дальнейшей службы ее освободили, согласно советскому законодательству выплачивая пожизненную компенсацию за увечье, причиненное во время работы. Вскоре после трагических событий руководством почтового узла связи было принято решение о поощрении тех, кто находился в сортировочной. На то время это была немалая сумма – половина оклада, 65 рублей каждому.

В зале заседаний на скамье в первом ряду рядом с начальником цеха сортировочного узла связи Сергеем Ивановичем Шабановым расположились безутешные родители погибшей Светланы.

В решетчатую клетку, под общее гудение зала, провели Петрикову, Федорова и Мазовецкого. Сидя на скамье подсудимых, каждый из обвиняемых старался вести себя спокойно, если не отрешенно. Марина без слез не могла смотреть в сторону родителей погибшей девушки, к горлу то и дело подступал комок, мешающий выдавливать из себя короткие ответы на вопросы судьи и прокурора. Напустив на себя дутый авторитет, Мазовецкий на какое-то время попытался изобразить показную бодрость духа, впрочем, при более пристальном внимании легко обнаруживались неподдельный страх в глазах и нервно дрожащие руки.

Данила, напротив, был слишком спокоен, словно опасаясь повторения панической атаки – «добрые» дяди накачали его психотропными таблетками. Марину предупредили, что во время процесса обвиняемым запрещено переговариваться, но в самые тяжелые моменты, когда им это просто было необходимо, они легонько дотрагивались друг до друга, тем самым помогая пережить страшные минуты судебного процесса.

Две недели слушаний тянулись бесконечно долго, изматывая душу и потерпевшим, и обвиняемым. Порой за целый день Марине Петриковой не задавалось ни одного вопроса. Накопившаяся усталость сжигала остатки жизненной энергии, глаза слипались от монотонного зачитывания бесконечных свидетельских показаний, но уже было не страшно за себя, поскольку адвокат убедила женщину, что ее должны освободить в зале суда, – по ее профессиональному мнению, учитывая наличие малолетнего ребенка, раскаяние в содеянном, суд, скорее всего, ограничится условным сроком. И теперь Петрикова молилась только за то, чтобы ее любимому суд не назначил смертную казнь.

И в самом деле, суд решил избежать исключительной меры наказания, приговорив Данилу Федорова к 14 годам лишения свободы. Никита Мазовецкий за вымогательство получил три года заключения. Вопреки ожиданиям, Марине Петриковой не удалось избежать строгого наказания – она, как соучастница убийства, по приговору суда должна провести в колонии общего режима 8 лет. И это был настоящий шок.

Уже в машине, по дороге в следственный изолятор, понемногу приходя в себя, Марина услышала от Данилы слова, которые впоследствии помогли ей выжить на зоне:

– Никогда не жди конца срока, а надейся лишь на день освобождения, не думай ни о каких амнистиях… И у тебя все получится…

После пронзительного гудка автозака массивные черные решетки СИЗО раздвинулись, дверь отворилась, и Марина спустилась на ступеньку вниз, чтобы ватными ногами под конвоем пройти в камеру следственного изолятора и начать новую, не самую лучшую страницу своей жизни, в которой уже не было места жертвенной любви к Даниле.

Настойчивый стук не сразу разбудил постояльца – в дверь провинциального номера люкс колотила расстроенная Тамара.

– Ты? – удивленно прикрывая растительность на груди шелковой ночной сорочкой, пробормотал сонный Вениамин.

– Войти можно?

– Входи, раз уж пришла. И как тебя впустили в такое позднее время? Не похоже на нравственные устои советской гостиницы. Извини, чаю не могу предложить. Ресторан давно закрыт…

– Никите дали три года, – женщина обреченно опустилась на кресло у туалетного столика.

– А чего ты ожидала? Санкция инкриминируемой ему статьи предусматривает именно такой срок наказания, – Вениамин наконец справился с пуговицами на сорочке.

– Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – Тамара вытерла платком накатившую слезу.

– А что я могу сделать? Отменить приговор или изменить твоего сына?

– Он, между прочим, и твой сын…

– В некотором смысле да. Что ты сказала?

– Никита – твой сын. Через месяц после того, как тебя арестовали, я узнала, что беременна. Никита – твой сын.

– Почему же его воспитывал мой брат, а не я?

– А что мне было делать? Тебя осудили, рожать без мужа мне бы родители не позволили. Пришлось выйти замуж за твоего брата.

– В том, что ты не получила воспитания в институте благородных девиц, как это было у декабристских жен, я убедился сразу, как только ты